славист, Австрия, г. Грац
Хайнрих Пфандль

Сегодня о Холокосте, лагерях, депортациях говорят достаточно, даже чересчур

Я живу в Австрии, в городе Грац, который до 1955 года был частью британской оккупационной зоны (Австрия была, как и Германия, разделена на четыре части). Да, Холокост и репрессии входят в программу наших школ, причем чем дальше от событий, тем интенсивнее. Когда я ходил в школу, то наши преподаватели, в основном участники войны, замалчивали эти события, мало того – на уроках истории я проходил три раза Пунические войны, дважды Наполеоновские войны, и каждый раз (в четвертом и восьмом классе) мы доходили еле-еле до Первой мировой войны.

В общественном сознании большую роль сыграла Московская декларация 1 ноября 1943 года, в одном из приложений к которой страны-(будущие)победители охарактеризовали Австрию как «первую жертву» нацистской Германии. Это дало нам возможность после 1945 года не искать вину, хотя бы частичную, в себе самих, а объявить себя невинными жертвами, тогда как весь мир был свидетелем невероятно массовой истерии и энтузиазма большинства австрийцев в дни аншлюса в марте 1938 года.

Но эта выгодная для нас ложь была разоблачена в последней четверти ХХ столетия, и вдруг мы начали искать вину у наших предков – благо они к этому времени уже были немолодыми, а поколения тех, кто сотрудничал при истреблении коммунистов и евреев, уже отчасти не было в живых.

Стало ясно, что доля австрийцев среди партийных и палачей была гораздо выше, чем десятипроцентная доля населения Австрии в Третьем рейхе. Не только Гитлер, но и многие военные преступники были австрийцами – Эрнст Кальтенбруннер, Артур Сейсс-Инкварт, Адольф Айхман, Альфред Уиберрейтер и многие другие.

Наше поколение, наделенное «благом позднего рождения», лишь постепенно начинало спрашивать своих родителей и дедов, чем же они занимались в те зловещие семь лет (1938-1945), как они относились к нацистской политике, знали ли они о репрессиях, тюрьмах и лагерях истребления. Это мы с большим опозданием, по крупицам собирали свидетельства той эпохи, и нередко открывались факты, семейные истории или даже преступления тогда, когда свидетели или виновные давно оказались в земле.

Самое удивительное – наши отцы говорили о войне либо очень мало и неохотно, либо как об экскурсии за границу. Не будем забывать, что они были молодыми, что это была их первая поездка за рубеж. О репрессиях они молчали, может быть, они их не видели, может быть, закрывали глаза. Моя мама, 1927 г.р., ходила в школу с еврейкой, которая осенью 1939 или 1940 года, в начале учебного года, больше не пришла в школу, и мама считала, что она уехала в другую страну. Но лишних вопросов не задавали.

Сегодня, как считает моя дочь, о Холокосте, лагерях, депортациях и т.п. говорят достаточно, даже чересчур, так как от постоянного навязывания этой темы детей и молодых людей оглушает эта проблематика, тем более что она предоставляется лишь в историческом плане, да и то только по отношению к 1933–45 гг. и к Германии. А мы ведь знаем, что были и другие периоды, когда террор буйствовал не менее жестоко – ленинское и сталинское время с их десятками миллионов жертв, китайская революция, в частности культурная, с миллионами жертв; месть победителей, часто партизан, по отношению к немецкому населению Польши, Чехословакии, Сербии, Хорватии, Словении с миллионами жертв в 1945 году.

Не знаю, не поздно ли, но необходимо провести десталинизацию, чего не было сделано ни в России, ни в Украине. В Германии, отчасти под давлением победителей, но отчасти и по собственной инициативе и потребности, была совершена последовательная денацификация, чего нельзя сказать об Австрии – здесь, по Фрейду, много было подавлено, находились «австрийские решения», то есть гнилые компромиссы, как это называется по-немецки.

На мой взгляд, говорить об этих ужасах очень полезно, но лишь тогда, когда устанавливается связь с нынешним временем, когда эти события нам помогают понять, что нацист или сталинист заложен в каждом из нас и что при подходящих условиях такое может повториться – всегда и везде, может быть под другим именем и флагом, все люди могут превратиться в зверей, если им это позволяют.