Чтение с издателями

Что дает нам надежду?

В продолжение важного разговора о том, как говорить с детьми о прошлом, на ежегодной книжной выставке-ярмарке «Нон-фикшн» встретились детские писатели, критики, издатели, руководители школьного конкурса «Мемориала», переводчики. Сразу несколько детских издательств представили свои книги, которые дают повод поговорить о прошлом и приглашают к разговору о настоящем. Публикуем некоторые фрагменты «Круглого стола» о детском чтении.

Ирина Щербакова, руководитель школьного конкурса «Человек в истории», Международное общество «Мемориал»:

– Живой интерес к документу, к памяти, к тому, что произошло когда-то – это не безнадежная ситуация, его, безусловно, можно пробуждать. Самое трудное – и мы видим по этим, в том числе представленным здесь, книжкам, в эту сторону наконец-то в последние годы повернулись и издатели, и самые разные люди, которые имеют отношение к детям, – самое трудное – это, действительно, найти язык. Как, с кем и о чем разговаривать? Перед нами – разные поиски этого языка. Если мы вспомним, я и мои ровесники, откуда мы вообще узнавали о прошлом? Ну, например, читали документальную литературу, и она была очень интересна, какие-нибудь мемуары, например, «Дорога уходит вдаль» Александры Бруштейн. И как-то представляли себе детство ребенка в это время. Таких примеров приводить можно много. Есть такой путь, в той или иной форме он тоже какое-то свое место пытается найти, пытается рассказать об этом. «История старой квартиры» дает некоторое такое совмещение, мне кажется, довольно удачное. Посмотрим, как наши дети на это отреагируют. Это совмещение – с одной стороны, мы видим это как какой-то рассказ, а с другой стороны, он очень визуализирован. Потому что без этого (в этом тоже наши трудности) невозможно совершенно. Сейчас детям обязательно нужно показать, чтобы они что-то увидели. Поэтому – компьютерные игры исторические, поэтому – какие-то поиски языка, поэтому – разные варианты комиксов. И кстати, мы знаем, что с помощью комиксов можно рассказывать о самых даже страшных вещах. И тут возникает вопрос, о котором говорили мои коллеги. Что дает надежду? Это очень интересный вопрос. Вот в нашем школьном конкурсе «Человек в истории» двадцать уже книжек, каждый год мы издаем сборник работ школьников. Что дает надежду, что дает какой-то такой взгляд, который будет приемлем для детей? Мне кажется, проблемы «Сталинского носа», книжки Ельчина, которую, может быть, вы знаете, заключаются в том (я проверяла на нескольких детях), что там все плохие. Кроме концовки, может быть. Если вы помните, чем кончается, то героя, ребенка, оставшегося без родителей, из очереди все-таки выцепляет женщина, и есть надежда, что он не погибнет на улице. Но и сам ребенок, и люди вокруг, и дети в школе, и учительница – это очень страшный волчий мир. И это очень тяжело. Потому что должна быть какая-то надежда. И она, на мой взгляд, возможна только через человека, который либо это рассказывает сам, как у Шаламова, либо это такой авторский взгляд, он может быть даже в визуальной форме, как в истории с квартирой, картинки могут быть нарисованы так, что у детей есть ощущение и причастности к истории, и какого-то гуманистического взгляда на историю. Детям важно, что все-таки мир не волчий. Я хочу о нескольких книжках сказать, которые выставлены. Вот мне кажется, что «Дети ворона» Яковлевой – в этом смысле более удачная книжка, чем «Сталинский нос». Потому что там есть, во-первых, элемент сказки некоторый, и в передаче абсурда, в котором дети оказываются, потому что нельзя рассказать о 37-м годе без абсурда. А с другой стороны, там есть хорошие дети, а еще есть люди, которые, так или иначе, им все время помогают. И это, я повторяю, очень важно, и для «Мемориала» тоже, потому что мы все время ищем пути и способы рассказывания о таких вещах, о которых рассказывать очень страшно и тяжело. И мы не случайно тоже продвигаем «Историю старой квартиры», как-то соучаствуем в этом проекте, потому что у «Мемориала» есть такая программа «Семейное путешествие». И вот это очень сильно соприкасается и связывается. И для нашей темы, и для нашего отношения к пошлому, мне кажется, очень важна и эта книжка, и вообще книжки, которые тут представлены, и слава богу, что они появляются.

Илья Бернштейн, издательство «Теревинф»:

– Я занимаюсь в основном переизданием, так я бы сформулировал свою профессиональную нишу и деловую. Это русский двадцатый век в беллетристике и комментариях. Я издаю несколько разных серий. Некоторые в сотрудничестве с «Самокатом», некоторые сам, это все такие литературные памятники. Это книги прежде всего безусловной для меня эстетической ценности, хорошо написанные книги. Это книги правдивые, но написанные в свое время, со всеми приметами этого времени. И всем этим книгам я даю обширные комментарии. В последних наших книжках объем комментария уже сопоставим с объемом комментируемого. Вот, например, трилогия Юрия Коваля о Васе Куролесове, там 180 страниц текста и 111 страниц комментариев.

Особенно важно, как мне кажется, предоставить подросткам, тем, у кого иной бэкграунд, нежели у автора, возможность прочесть такую книжку и ее объяснить.

И там есть исследование. В каждом случае мы проводим архивное изыскание, используем разные документы, в каких-то случаях – следственные дела. И это такая попытка рассказа мультидисциплинарного, то есть это не рассказ историка или не рассказ филолога, а это и то и другое, и, может быть, что-то еще.

Вот, например, книжка Маши Рольникайте «Я должна рассказать». Это дневник девочки, узницы Вильнюсского гетто, потом концентрационных лагерей. Она в прошлом году здесь сама еще выступала, за этот год она, к сожалению, умерла. Это главный источник по истории Вильнюсского гетто вообще для всех историков. Потому что это настоящие дневники, которые каждый день там велись. И вот, делая эту книжку, комментируя ее, мы решили максимально приглушить голос комментатора, поскольку комментатор – это всегда некоторый посредник, интерпретатор, и в таком случае, мне казалось, это может помешать, вызовет некоторое недоверие, когда кто-то там еще что-то разъясняет. И поэтому мы просто поехали в Литву с видеооператором и нашли узников Вильнюсского гетто, которые провели нас по всем местам, которые там описаны, и мы снимали их рассказ о том, как это было. Попутно всплыло несколько важных тем современных, например, о том, как история Холокоста в Литве сказалась на истории Литвы дальнейшей и сказывается, и как это проявлено в менталитете современного литовца. Там мы записали несколько десятков видеоинтервью, и все они были выложены на специальный сайт, который приурочен был к выходу этой книги. То есть это был фильм-поиск новых тем для комментирования, поиск новых методов и новых средств.

Еще одна книжка – «Ташкент, город хлебный». Это книжка серии «Руслит», такие литпамятники для подростков. Это абсолютно недетская книжка, прихотью ее издателей отнесенная еще в двадцатых годах к разряду «детлита» и входившая во все списки для внеклассного чтения. Страшная книжка о путешествии ребенка через смерть. Ужасная, физиологичная. Это книжка человека, который сам проделал этот путь. Ее автор, Александр Неверов, сходил в Ташкент за хлебом. И комментарий там касается не только судьбы Неверова, и даже не только голода в Поволжье 1920–1922 годов, это вообще комментарий об истории русского голода. Начинается комментарий с голода в Поволжье 1890 года, и дальше разговор о том, как голод в России и жизнь в ситуации крайней материальной скудности поколениями сказывается на культуре, на ментальности, на быте людей. Это уже десятки страниц комментариев, иллюстрированных всегда. Вот таким вот образом, мне кажется, следует делать книги, которые… я не уверен, что адресованы детям. Скорее они адресованы организаторам детского чтения напрямую. Учителям и библиотекарям, внеклассным работникам, тем, которые хотят об этом с детьми говорить, детям предлагать. А тут у них есть уже собранный, подготовленный материал, который им поможет. И я вижу, что вот это вроде бы детские книги в детском издательстве на детском третьем этаже этой выставки, а покупают их взрослые явно с целью, может быть, сохранения связи времен, или передачи культурного кода, или для того, чтобы детям стало понятно и им самим стало понятно. Ведь тут вот еще с чем мы столкнулись в процессе комментирования. Существует проблема «молчащего поколения». Это во многих странах так. Это в России, это в Литве, это в Германии. Сегодняшние 60-летние люди не могут рассказать о жизни своих родителей, которые это пережили, потому что они сами не спросили в свое время, а те не рассказывали. В Литве 60-летние никогда не спрашивали своих родителей: «А как ты пережил эту войну?» И даже про Холокост. Так же и в Германии не задавался такой вопрос целым поколениям. А теперь вот это четвертое уже поколение, оно этот вопрос как раз желает задать, и родители или бабушки разводят руками: «А я не знаю. Я не спросила». А бабушка уже умерла, ничего не осталось. И мы пытаемся собрать и сохранить, создать такое некоторое облако документов, некоторый массив информации, к которой может обратиться тот, у кого свои собственные источники каким-то образом уничтожены и недоступны.

Екатерина Каширская, главный редактор и издатель издательства «Пешком в историю»:

– Наше издательство в основном делает литературу для детей по истории. Это литература двух типов. У нас есть исторические серии, посвященные определенным периодам истории, естественно, истории России в том числе. Но не только. Вот, например, серия, которая посвящена древнему Новгороду, в 2012 году стала победителем национального конкурса «Книга года» в номинации детских книг.

Все наши серии устроены абсолютно одинаково. Есть какая-то тема, к примеру, средневековая Русь, древний Новгород или Древний Рим по зарубежной истории, прекрасная энциклопедия, написанная Виктором Сонькиным. Возможно, вы знаете его книгу «Здесь был Рим», он лауреат премии «Просветитель» для взрослой аудитории, и для нас он написал детскую энциклопедию. И, собственно, наш подход к тому, чтобы попытаться сделать так, чтобы дети хоть немножко перестали чувствовать, как это скучно – уроки истории в школе, опять сначала Древний мир, потом Греция, потом Рим, потом чего-то там еще, Средние века, потом Октябрьская революция, и как это ужасно, и учебники скучные, и уроки еще скучнее. Наша идея заключается в том, что мы понимаем, что все люди разные, и все дети разные. Я по образованию детский психолог. И дети имеют право, например, не любить читать познавательную литературу, или не любить читать художественную литературу, и то, что мы пытаемся сделать – это взять какую-то тему и предоставить детям на выбор разные продукты. Это может быть такой интерактивный задачник авторства уже известной вам Александры Литвиной, и по книге «История старой квартиры» Екатерины Степаненко, нашего ответственного редактора, мир тесен в этой области детского книжного рынка. Это такие интерактивные задачники, в которых есть задачи, головоломки, наклейки, лабиринты, в конце обычно настольная игра.

Почему? Потому что мы действительно искренне считаем, что если дети, к примеру, не любят читать художественную литературу, а познавательные энциклопедии такого рода читать слишком сложно и скучно, ну и что! Значит, пусть они порешают задачки, поиграют в игру, у нас есть карточные игры, настольные игры и другая игровая продукция. И это тоже будет прекрасно. И с этой стороны, может быть, они заинтересуются определенным историческим периодом. Кроме того, что мы делаем эти исторические серии, и пытаемся сделать разные, и художественные, и познавательные, и вот такие игровые форматы, мы действительно делаем проекты отдельные совершенно.

Наши две новинки – это книга Тамары Натановны Эйдельман «Наша эра. История России в картах», это действительно история России, действительно в картах, начиная с девятого века. Мы ее делали год с Тамарой Натановной. Прекрасная совершенно книга по истории России в картах. А о второй нашей новинке расскажет ее автор.

Евгения Суслова, соавтор книги «Не хочу учиться! История школ в России»:

– Эта книга об истории школьного образования в России с самого начала до ХХ века. Вот что я хотела бы подчеркнуть. Во-первых, она довольно, как покажется, легкомысленно иллюстрирована, но это только видимость. Потому что за легкомысленными, казалось бы, иллюстрациями Алины Рубан прячутся довольно серьезные темы. Вот стоит девочка, на которую ябедничает другая девочка в женской гимназии. Вот мальчик, он пишет на доске имена детей, которые были на Пасху в церкви, и все эти дети учатся в 25-й образцовой школе в самые тяжелые для нашей страны времена. В общем, эта книжка, которая очень серьезные темы поднимает: детское наказание, невозможность получить образование до какого-то исторического момента, недоступность образования для женщин, разные проблемы, которые сопровождали детей в ХХ веке в школе. Все эти довольно сложные и иногда даже жуткие вещи она пытается рассказать просто, и через простое выйти на сложные общеполитические темы, на темы, общие для нашей истории. Вот единая трудовая школа ХХ века. Вот они тут пишут: «Религия – дурман. Долой попов», например, на рисунках.

Книжка сочетает в себе и интерактивные задания, и просто текст, разные уровни. Это такая попытка говорить об истории России через историю повседневности – того, что каждому ребенку близко и доступно.

Ирина Балахонова, издательство «Самокат»:

– Тем из вас, кто не знает Юлию Яковлеву, расскажу в двух словах – это журналист, писатель, человек, который хорошо разбирается в культуре, в балете. Очень интересный корреспондент и прекрасно пишущий на очень разные темы автор, и для меня как для издателя было большим открытием увидеть, что взрослого человека, не имеющего отношения к детской литературе, вдруг заинтересовала тема детства в контексте нашей истории. Юлия начала писать антологию, она пришла с первой книгой к нам. Антология называется «Ленинградские сказки». Первая книга, «Дети ворона», вышла в прошлом году. Она рассказывает о двух детях, буквально за три дня лишившихся родителей, и все, что они понимают в связи с этой пропажей, все, что они слышат в коммунальной квартире, – что родителей-де ворон унес. И как маленькие дети они не понимают, что такое «черный ворон», «черный воронок», не понимают, что такое «машина», они начинают искать родителей, в том числе среди птиц. И это их такие мыканья, мытарства в поисках родителей. И слава богу, в первом томе как-то все заканчивается более-менее. Но Юля поставила себе задачу описать детство с 38-го года, с момента, когда они лишаются родителей, до 53-го года, до смерти Сталина. Будет пять книг. Вторая книга вышла в этом году, она называется «Краденый город». Дети живут в Ленинграде, они немножко подросли, и они становятся свидетелями, участниками, жертвами блокады в Ленинграде. Они переживают блокаду, видят ее глазами детей, и они, в общем, ничего не оценивают. Там только старшая девочка уже подросла до такой степени, что начинает рефлексировать, начинает понимать, например, что она живет все время в коммунальной квартире, а попадает вдруг в квартиру какой-то подружки, которая живет одна, и оказывается, что есть люди, которые живут не так, как другие. В этой чужой квартире она видит какие-то фотографии. Что это за люди? Вдруг они понимают, что в этом городе жило совсем другое поколение людей, чьи фотографии они видят, на чьей мебели они сидят. Начинается рефлексия: а что это такое? Что это за люди? Что это за прошлое? Что это за город такой красивый, мы живем в нем странной жизнью? И еще плюс – это блокада. Ну, трудно рассказать. Книга, на мой взгляд, очень жесткая.

Почему мне кажется, что очень важно, чтобы такое явление имело место быть? Потому что Ирина Щербакова сказала очень правильно, мы в своем детстве узнавали об истории часто из художественных произведений. Сейчас, когда история переписывается каждые 10 лет, люди моего возраста были свидетелями смены четырех формаций. Мы жили при развитом социализме, при… что там было, когда все упало?, при перестройке, при пробной демократии, а теперь у нас суверенная демократия, и я могу дать голову на отсечение, что это не последний строй, при котором мы живем. Пять режимов! Мы не успеваем отслеживать. Художественная литература рассказывает зачастую лучше обо всем, чем учебники, которые власть каждый раз переписывает под себя, мы это знаем. Я смотрю на французов, у которых в год выходит по сто, по двести исторических романов, и поэтому их дети знают все про войну 1812 года, а наши – ничего. Когда мы будем писать в таком количестве романы про собственную историю, и дети будут в них заинтересованы, будут их читать, вот тогда мы вернемся к нашей истории, к ее пониманию. Мне кажется, мы сейчас находимся на этом пути.